КАКОЙ Я
Давайте от описания, какой была моя мама, попробуем перейти к тому, а каким был я сам. Да, наверное, во многом и остался.
Я всегда, насколько я себя помню, был очень высокого мнения о себе. О своих умственных способностях. И от этого - очень высокомерным. Кажется, это было с первых же моих воспоминаний о самом себе. Мне и во взрослом возрасте, даже после моего прихода в Церковь и попыток постоянного пристального взгляда на самого себя, свое поведение и поступки, мне часто близкие люди указывали, что я прохожу мимо и не замечаю людей, обиженных и униженных моим высокомерием.
Маму убивала моя упертость и твердое следование своим хотениям, как бы они ни были ошибочны, с ее материнской точки зрения, я все равно поступал по-своему. Не по какой-то внутренней необходимости, а просто считал, что я умнее.
Когда она в качестве наказания отправляла меня в мою комнату, просто посиди и подумай, а потом приди и скажи, что ты надумал.
Я сидел и думал одну мысль (прости, мамочка):
- Какая же она дура!
Я не просил прощения. Никогда, ни разу в своем детстве из меня невозможно было добиться признания собственной неправоты. Я всегда считал себя правым, а ее неправой. Потому что я хотел поступать, как я хотел, а она говорила свое знаменитое "Надо делать не то, что хочешь, а то, что надо". А я не хотел никогда поступаться своим "хочешь". Я часами стоял в углу. Я часами готов был быть лишенным любимой книжки. Любимого угощения. Но я не просил прощения. По одной только причине, я никогда не считал себя неправым.
Я всегда был ленивым. В отношении неинтересных мне дел. В особенности, в отношении требований помогать по дому и учиться.
Учеба в школе давалась мне очень легко. Но я учился с тройки - на четверку, ближе к четверкам, конечно, и было много текущих двоек у меня и троек. Просто за не сделанные уроки. Я не то что не мог себя заставить их делать. Я не желал. Если я чего-то не хотел, допустим, у меня сегодня книжка про раскопки в Древнем Египте, то для меня все умерло, и я не буду делать уроки. Или сделаю письменные, а устные, может, пронесет. А интересных книжек, вы же знаете сколько на свете.
Или домашние дела.
- Сходи в магазин.
А я читаю "Айвенго". Наверное, уже раз в седьмой. И это "сходи в магазин" могло, при всем понимании мною последствий и грядущих наказаний, длится целый день. И да, все заканчивалось взрывом. И тогда я шел. Как шел? Ну, вы догадываетесь, считая свою мать дурой, потому что как она могла меня, великого и прекрасного, посылать в магазин?!
Помой посуду, натри пол, вынеси мусор, пропылесось квартиру... Я это все ненавидел. И тянул до последнего. До самого-самого последнего, когда прилетало мокрой тряпкой, ремнем или затрещиной. Я, кстати, очень сильно сомневаюсь сейчас в работоспособности тезиса "Детей надо приучать к труду с детства". Я ненавидел всякий домашний труд. Навыки появляются, но любовь не приходит. На звук пылесоса у меня и теперь ломота где-то в зубах. Когда я вырос и стал зарабатывать, то большую часть своих заработков я стал тратить на домработниц и нянь.
Я выдергивал резиночки из носков. И драл обои возле кровати. Это мне не рассказывали. Я сам это помню.
Мама меня обещала вполне серьезно сдать за это в интернат. Но я хотел драть обои, и я их драл. Вы сделали хороший ремонт в комнате любимого сына, это самое начало 70-х, и о такой фишке, а давайте разрешим детям заляпать стены его комнаты, как он хочет, никто еще не знает. И он не хочет, кстати их и ляпать. Он хочет их, обои, отдирать, когда лежит и думает свои какие-то великие пятилетние мысли перед сном. Или выдергивает резиночки из носков, просто потому, что их так классно оттуда выдергивать. Кто выдергивал, как я, резиночки из носков, тот знает, их невозможно не выдергивать.
Я развел костер дома на паркетном полу.
Я курил вату. Делал самокрутку и курил.
Я насыпал перца в общую сахарницу, просто как химический эксперимент.
Я жег бумаги в огромной, от папы оставшейся, пепельнице из горного хрусталя, отчего она лопнула.
Я разрезал ножницами импортное верблюжье одеяло. просто, чтобы узнать, что будет с одеялом, если его разрезать ножницами.
Я на новом лакированном столе нацарапал иголкой "дурак". А вы бы побороли в себе такое искушение?
Я новым перочинным ножом вырезал зазубрины на новой мебели.
Я разрезал ножницами провод горящей лампы. В ножницах образовалась дырка.
Я увидел на столе монетку в 15 копеек и поставил на нее стакан с молоком, яркий деревянный хохломской стакан. Я это сделал, чтобы их украсть. Но мама заметила.
Я взял и отнес в школу облигации на несколько сотен рублей и там раздал детям, и мы играли в магазин.
Я украл у мамы юбилейный ленинский рубль и обменял его на право пожевать пять минут уже жеванную жвачку.
Я разбил копилку, в которой лежали серебряные монеты эпохи НЭПа и поменял их во дворе на почтовую марку с Петром Первым.
Я терял шапки, перчатки, рукавицы, сменную обувь и физкультурную форму. Несколько раз за год. И это при том, что мы были бедные, и новые эти вещи было купить не на что.
При этом я был замкнутый интровертивный мальчик и лучший друг у меня была книга. И еще взрослые интересные люди, которые сызмала видели во мне благодарного слушателя, а часто и интересного собеседника. А мама понимала, что впереди у меня трудная жизнь (что оказалось совершенной правдой), где мне придется выживать и побеждать, и яростно выгоняла меня из дома в социум, на спорт, на труд, на что угодно, в ледяную воду 31 мая. Только драться, закаляться, учиться общаться, бороться, побеждать и выживать, в конце концов. Ну и не реветь.
Ну она меня порола. Да. Часто несправедливо, наверное, мне сейчас трудно сказать наверняка. Когда родился мой младший сын Ваня, который очень на меня похож, особенно складом ума и характером. А я как раз все думал:
- За что же она меня порола все-таки?
И вот когда Ваня рос у меня на глазах, и я очень много времени проводил с ним, занимался им, гулял, читал, разговаривал, спорил. И в один момент, глядя на него, я вдруг понял, за что она меня порола. Вот передо мной была маленькая очень симпатичная копия меня, абсолютно заслуживающая порки. Нет, я его не порол. Не потому что я его любил больше, чем меня любила моя мама, а в ее самозабвенной любви ко мне я абсолютно уверен. А просто, думаю, мне было лень. Как было лень всегда делать неприятную, пусть даже и самую нужную работу.